Изломы Линий

Стараюсь быть сбоку – кривою,

белёсой подземной травой.

Но скошена, стоптана, кровью

опять истекаю – больной,

больной – я думаю, молча,

не ногти грызу – кость свою!

Пылает же где-то отблеск,

зорь, поднятых – но не в раю.

Здесь, в землях простых, на планете –

на этой, и не другой!

Тебя – чтоб любили все эти,

а я – на какой-то другой.

По снежной ветке запоздало

Бьёт робко солнца луч

И зимний день уже устало

Смежает веки туч

Снегирь вон, покраснел от смеха,

Клубится пар – мороза эхо

Беззвучен, нагл и бел.

Качаясь, ветка сыплет снегом

Вслед птичьего крыла

Мысль пленника – жива побегом –

Так, думая, брела.

Когда весь мир мне в жабры льёт песок,

Ты станешь вдохом вдруг последним,

Почувствуешь – себя не превозмог,

И мяться будешь ты в передней,

Как старое истёртое пальто,

Забывшее свой цвет по сроку.

Когда сказать захочешь только то –

Бегущее по водостоку…

Иногда в изломах линий

через боль увидишь свет,

нет неузнанных и лишних

судеб странных. В мире нет

опозданий на мгновенье,

знаешь, нет и пустоты.

Мозг, бредущий в искривленьях,

тяготится ль наготы?

В иллюзорных испареньях,

распадаясь, мысль кипит:

Кто в мешочек яйца варит,

Кто-то по ветру свистит.

Мы в гости званы, правда, запоздали,

хозяева, наверняка, простят.

И следа два топорщатся устало,

и зябнет за спиною чей-то взгляд.

Свод елей, частокол домов и дали

в морозной мгле сквозь свет фонарный,

за окнами уж спят. Здесь – ждали –

шипит в свечах лик ночи хмарный,

звук музыки ударный. Выпьем! Встали.

А перекрёстный танец – без причин –

двух пар в тумане перегара –

в награду за бессонность вечерин,

за то – что всё равно одна,

один,

не пара.

Следы, пыля, уносит ветер,

И ночь окутала озноб.

Сегодня никого не встретил

И не нашёл прямых дорог.

Здесь в ночь дождю с небес не лить,

Как не искать под солнцем встречи,

Аридный климат в том винить,

И вспоминать слова Предтечи.

Попечалимся немного

и глотнём на посошок

под хвостом у вороного,

не желая вызвать шок

ни у публики почтенной

ни в чугунном седоке

(плёткой тыкающим в небо)

что на Белой на реке

Жизнь закончится – конечна.

Бесконечна та река,

на которую беспечно

смотрим, здесь живя пока.

Там и Рильке и Растрелли

И Овидий и душа.

Все они уже нам спели.

Наша песня хоть гроша

Будет стоить? – Если – да –

умирать уже не страшно.

Но - пожить бы –

а, душа?

Александрия, Порт-Саид,

Эль-Гиза и Каир

В каком из них и где не спит

Наш славный не башкир.

Наметив цель, попал ли в ток

Архаик, мифов, сладких снов.

Довольна ли душа, браток? –

Путь поиска души не нов.

Приедешь, соберём на сход

Крупноголовый гордый род.

Песок следы замел давно –

Пускали разных в огород

Осталось лишь одно…

Нам всё равно.

Тряхнешь носок - песчинок горсть,

И будешь вспоминать,

А может быть попросит гость

Немного описать

Египта древние черты

В снегах российских у печи.

За рюмкою абсента

Про то, про сё поговорить,

И, капнув сантимента,

Все рюмкой водки затеплить.

Александрия… Пить и плыть.

Бюстгальтеров я не ношу

И ногти крашу редко,

Всё чаще просто их точу

О прутья медной клетки.

В ней птица феникс, иль душа,

Иль всё, что вам угодно

То запоёт, то трепеща

Забьётся в мрак…

Вспомнив, молодость пели: “Гори”

Искре, всплеском бегущей по грани

Той снежинки на бритой щеке.

Капля высохла – стёрта ли дланью,

Ветер гонит рябь по реке.

Я шла к тебе и таяла тропа.

Садилось солнце в аромате сосен,

позёмок рос, и вьюга ожила,

как давний сон, пришедший с полуночи.

В кисейной завеси туманилось окно,

но тень твоя всё становилась чётче.

Абрис на плюр перенесён давно,

И не встречаться было бы и проще.

Теперь осталась мелочь – не узнать,

взгляд отвернуть и помахать другому,

глаза прикрыть и вдохом сердце сжать,

быть не с тобой, и жить не по иному.

Она, бледнея и лелея кровь отцов,

В страданиях продолженного долга,

Сидит как монолит, как каменный остов,

Незримо обрастая шерстью волка.

И будь та кровь, на дёснах и клыках

Чужой, пусть наглый взгляд притушен,

Отцу жестокость не искать в веках,

Но дочь любимая и гнев приглушен.

Брат и отец всё от плоти единой,

Тем и другим, ты же знаешь - любима,

Боги томятся сейчас под тобой.

Камень растёт между ними крапива

Боги – твои, бог с тобой,

Вот и осень настороже

Забросать готова пруд, листьями.

Веет холодом неглиже

И украдкой прыжками лисьими

Уж прикончи ужа уже

Хвост из строчек торчит между письмами

Не готова поймать? На меже

Ветка сохнет с зелёными листьями

Двадцать дней мне собачьих кинуто

Лета тёплого тело мять

Время холода отодвинуто

Там тебе слов моих не понять

И в Крыму на окраине солнечной

Пусть поэт мизантроп застукает

На скамейке ли брата сонного,

Полупьяного под ветками бука ли,

Граба, или бесстыдницы.

Тенью, шорохом листьев, разбуженный,

Не моим взглядом, криком зауженным.

Шип от крови засох, клевер, липица,

Всё равно ведь берег морской

Волны, холмы, песок, всё зыбится,

А я вольный сегодня, постой,

Из карманов верлибры сыплются

Даты прошлого ставлю на дне

Ты, дружок, собирай всё в корытице,

Все что выроню в будущем дне.

С поцелуем на устах

восхожу на Меру.

Ах, Сапфо, в твоих глазах

вижу я галеру.

К ней прикован раб твой крепко,

цепь, весло – весь скарб.

Ты, я знаю, видишь клетку,

но в моих глазах.

Зеваю, слушая рассказы –

Перемежал он песней крик.

Жену свою считал проказой,

Положенной на светлый лик.

Его так мучили сомненья –

Со мной - он цезарь, с ней - он бог?!

В глазах моих искал смятенья

И гладил стопы моих ног.

Я, улыбалась, как подарок -

высвобождаясь не дыша,

в его широких шароварах

надежда прела и ждала,

кроя вселенную на кручах,

где жаждой мучился Тантал

В тенетах мягких лап паучьих

Зверь отдыхал, таился, спал –

Казалось. Всё так растворилось –

Вечор, лампадка в сорок ватт

всё тенью мягкою ложилось,

а образ той - был мрачноват,

и чуть уж слышно говорилось,

что мил - ни в чём не виноват,

Что нам вселенная явилась

о двух концах, где рай и ад

смыкаются, и разводные

мосты для кораблей стоят.

…Распрячь ненужную повозку

Вскочить на спину рысака

И утром рано по морозцу

Пришпорив плоть, шепнуть – пока…

Что же делать? Слышу я мысли

Вслух, которыми ты молчишь.

Опресноки твои не скисли ль,

Может, дёрнешь куда, малыш?!

Вот март и день похожий на весну.

Писклявость птиц, и с крыши - глыба льда.

Смолю за сигаретой сигарету.

Ко сну всё больше тянет, суета.

В стакан к остаткам кипятка плесну.

Заварки нет и это не беда.

Могу кричать – карету мне, карету.

Но где остановлюсь, всё станция не та.

Март, дождь в ночи, фонарь,

К нему рябина ветки тянет

И не алеет киноварь,

Лишь гроздья капель блеском манят,

Застыв под холодом нуля,

Или так время затянулось,

Из капель – ягод хрусталя

Дождём ещё не захлебнулась,

И не слетела ни одна.